Щастье

— Шатц? — Гилберт осторожно тронул ее за руку. Маргарита вздрогнула от неожиданности, похоже, она выключилась из действительности, потому что последние несколько минут плавала в воспоминаниях, и еще потому что прежде никогда не слышала это обращение вживую, в письмах да, но вот так, голосом… Гилберт дотронулся до ее волос. — Ты со мной или нет? Где ты витаешь? Что с тобой наконец?
— Да, да, прости, задумалась, — она улыбнулась.
Маргарита смотрела на Гилберта и вспоминала, о чем думала все эти шесть месяцев пока они не виделись, что писала ему и что писала о нем. Однажды она решила, что может сделать его героем своей книги — таким ярким, необычным, непривычным и обращающим на себя внимание казался ей этот мужчина. Среди ее московского окружения таких не было. Она захотела его разгадать и потому начала описывать историю их знакомства, их переписки, их затаившихся чувств и всего, что все это время между ними НЕ происходило. Он ей просто был интересен как персонаж, тайну которого так хотелось постичь. И их отношения она расценивала скорее как эксперимент писателя, но не как роман. Ведь виртуальный роман нельзя назвать романом? Он вроде как есть и вроде его нет. Роман, который должен родить роман…
-А почему ты называешь меня “шатц”? Что это значит? — спросила вдруг она. Гилберт ласково посмотрел на нее и улыбнулся.
-Шатц — это мое самое любимое слово. Как “sweet heart” в английском. Так в Германии называют своих возлюбленных, дорогих, очень близких, тех, которых боятся потерять. Шатц — это как сокровище.
Марго вдруг почувствовала жжение в груди, такое предательски знакомое и сейчас совершенно неуместное — еще не хватало расплакаться прямо здесь, вот будет номер. Она быстро опустила глаза, чтобы скрыть подкатившие к свободе слезы. У нее никогда не было ласковых имен, муж не называл ее иначе как по имени, да и то в критических ситуациях, при людях, или когда ему что-то было нужно. Обычно же обращался просто — “ты”. Она не знала, как чувствуют себя “солнышки”, “заи”, “котики”, “малыши”, она часто посмеивалась над теми парами, которые называли так друг друга, но еще чаще хотела оказаться в их шкуре. И вот теперь это трепетное “шатц”, оказавшееся таким ласковым, просто сбило ее с ног, обошло ее, мастерски обыграло, добавило в придуманного ею персонажа новую черту, новую характеристику и новое имя. Шатц, похожее на русское “щастье”… Сокровище. Уххх, класс! Звучит как натянутая струна. От души к душе. Тонкая, крепкая и звонкая. И так хочется на нее ступить без страха, как будто ты опытный канатоходец, довериться ей, открыться, поверить в то, что на другом конце тебя искренне ждут. Что не хотят воспользоваться лишь твоим телом и твоей бесбашенностью, что действительно интересуются твоей историей, твоими чувствами, твоими переживаниями и тем, что происходит у тебя в жизни. Что услышат твои слова, что разглядят твои слезы, что не порвут твои письма, не найдя для них места в своей душе. Но как это знать наверняка, как подстраховаться? Страшно ведь. Не хочется наступить на очередные грабли и улететь в пропасть с большой шишкой на лбу. (О, господи, опять эта дурацкая игра слов, “биг чиз мен” — “человек большая шишка”, а именно так звучал перевод этой фразы с английского, ровно сейчас сидел напротив нее и очень интересовался ее жизнью, вопрос зачем — чтобы помочь или чтобы потоптаться на ее прекрасном теле?)
Марго вдруг вспомнила мужика, которого видела сегодня днем, когда пошла в Ленбаххаус, Музей Кандинского. Он стоял при входе в музей — высокий, накачанный, поджарый. Яркий розовый свитер, надетый на него, подчеркивал… отсутствие головы. Однако нижняя часть тела приковывала к себе гораздо больший взгляд, чем шея, оканчивающаяся мягким срезом, — у мужика, что называется, стоял! И дорогие парусиновые брюки очень хорошо подчеркивали эту выдающуюся не меньше чем на 25 сантиметров часть тела. На сопровождающей скульптуру табличке было написано: “Современный мужчина”, потом имя автора (причем им оказался мужчина, австриец Эрвин Вурм) и материал, из которого мужик был сделан. Она тогда постояла несколько минут возле этого образчика современной скульптуры и сочла его гениальным, просто в точку — все мужики в первую очередь думают одним местом и уже потом, может быть, головой.
Маргарита опять посмотрела на Гилберта, теперь уже имея эту мысль в голове. Разумеется, он очень хочет трахнуть меня, — сказала она сама себе, — и это очень даже хорошо, мне это его желание нравится, я люблю ощущать эту сторону мужского ко мне внимания, но сейчас мне от него нужно не это, мне нужна близость иного рода.
Довериться ему или съесть шесть устриц и забить ими свое наболевшее в дальний угол живота? Марго обвела взглядом ресторан в поисках какого-нибудь знака. Ничего. Потом опять посмотрела на Гилберта, он явно чего-то от нее ждал. Нерешительно улыбнувшись ему, она стала водить глазами по улице, на пятачке которой и была устроена терраса, и вдруг зацепилась взглядом за витрину книжного магазина, расположенного ровно напротив того столика, где они сидели. На самом видном месте, под ярким и призывным плакатом с надписью “Bestseller от автора “Есть. Молиться. Любить”! оранжевым пятном горела книга “Законный брак”.
— Гилберт! — вдруг неожиданно воскликнула Марго. Мужчина за столом удивленно округлил глаза. — Я, — сказал он, улыбнувшись.
Ура. Это был призыв к действию, его-то Марго и искала — напротив нее сидел Гилберт, а знаменитую книгу, продержавшуюся в списке бестселлеров 187 недель и переведенную на 30 языков, написала Элизабет Гилберт, класс, вот это совпадение. Маргарита изобразила победное выражение лица и с легкостью осушила бокал с розовым вином.
— Ты веришь в знаки? — спросила она. Он опять улыбнулся и уверенно кивнул.
— Правда? Ты, такой успешный и влиятельный бизнесмен веришь в знаки?!
Конечно. Что тебя так удивляет?
Мне казалось, что мужики не верят во всю эту дребедень, — Марго посмотрела на Гилберта восхищенными глазами. — Я тоже. Я очень верю в знаки. Знаешь, у моего любимого писателя Кортасара герои ходили по городу и искали красные метки — бумажки, случайные обрывки плакатов, красные нитки, кусочки ткани и прочую фигню. Они таким образом находили подтверждение собственным мыслям и идеям, как будто овеществляли их, материализовывали. А вселенная всегда отвечает тем, кто ищет, она как будто подсказывает путь к ответам. Их нужно просто разглядеть и расслышать.
— Я не знаю парня по имени Кортасар, но я верю в разумные совпадения и в Бога, — сказал Гилберт.
— Я тоже. А я еще верю в другие знаки, знаки препинания и буквы, так что я тебе, пожалуй, напишу про себя, напишу большое и понятное письмо, которое ответит на все твои вопросы.
— Письмо? — Гилберт воодушевился. — Вот это да. Мне давно никто не писал писем, мне нравится эта идея, давай, — довольный он откинулся на спинку кресла. — Но почему ты не хочешь рассказать мне все прямо сейчас? Зачем ждать? Вдруг ты передумаешь писать и я так ничего не узнаю.
— Не передумаю, — ответила Марго, — ты мне нужен. Мы не случайно встретились и зацепились друг за друга. А рассказывать сейчас не буду, потому что история может получиться печальной и я могу неожиданно расплакаться. А я не хочу рыдать на плече у любовника.
-Но мы не любовники, — быстро отреагировал Гилберт.
Маргарита внимательно посмотрела на него, потом накрыла своей ладонью его лежавшую на столе руку. — Кто тебе сказал? Все может очень быстро измениться. Я еще не решила, что с тобой делать, человек большой босс.
Гилберт рассмеялся и нежно взял ее ладонь в свои руки. — Браво, помню тебя такой и люблю. Тогда я заказываю устриц, еще вина и смиренно жду, когда ты разрешишь мне войти. Маргарита удивленно подняла брови. — Войти в твою жизнь, шатц, — уточнил Гилберт. — Ну вообще-то ты уже в игре, но тебе об этом знать пока не стоит, — не сказала Марго.