Супер-сила

Наблюдать, разглядывать и записывать — вот она, самая большая моя любовь, моя страсть, моя супер-сила, мое сокровище, мое призвание, мое никому-не-отдам. Я могу часами отдаваться этому занятию и никогда не скучать. Обожаю. Сесть где-нибудь в кафе на кишащей людьми и пенными кружками площади, заказать бокал белого с газированной водой и тупо водить глазами вокруг, насколько шея позволяет голове поворачиваться. Встречаться взглядами с сидящими рядом, улыбаться без стеснения или некоторой неловкости от собственной наглости разглядывания, и даже заводить разговоры ни о чем. Ну или просто улыбаться, самой себе, от случайно увиденной картинки, разыгрываемой живыми персонажами. Зачем они, например, приволокли на огромную центральную мюнхенскую площадь перед Ратушей настоящий рояль? Сейчас возле него никого нет, стоит одинокий, блестит белыми боками на солнце и чего-то ждет. Концерт вечером что ли будет? Или он — всего лишь инструмент чьего-то заработка? В таком случае я даже не представляю, чего стоило его сюда переместить. Смешные люди. Но эффектно, ничего не скажешь. И в общем, глядя на такую картину, начинаешь понимать, почему Гитлера, маленького и неудачливого художника из Вены, так привлекала активная культурная жизнь Мюнхена. (Ой, понесло меня скачущее сознание…) И вон те девушки, одна с розовой головой, другая выкрашенная в зеленый, тоже, наверное, художницы. (Надо, кстати, сходить в местный музей Кандинского, интересно должно быть). Белая пушистая собака на поводке очень напоминает мне мою Зинку, болонку неизвестного происхождения, вымоленную и купленную наконец за 25 рублей на Птичьем рынке, а потом прожившую долгих и веселых 15 лет. Отменные устрицы в витрине стеклянной забегаловки, лаванда в мешочках, вереск в горшочках. Старик в национальном баварском костюме важно и торжественно несет через площадь большой зеленый букет в руках. Ой, да это же петрушка!

В Опере — сплошные пенсионеры, причем те, которые давно. Один потерял сознание прямо в буфете, с бокалом шампанского в руке. Все стали кричать доктора, доктора — Артц! Артц! А он открыл глаза, привстал на руках поймавшей его престарелой подруги и спросил, все ли он допил. Каблучки, шляпки, трости. Загляденье. Публика преимущественно в черном, но есть и летние экземпляры — дама в розовых цветах с меховым боа, потрясающая, но кажется, что сама себя стесняется, идет, спотыкаясь и извиняясь перед кавалером своим за собственную неуклюжесть, милая. Все выпивают, и до начала спектакля, и в антракте. Женщины меряются каблучками, у кого выше — выигрывают те, кто пришел на 5-ти сантиметровых. За барной стойкой — самые бойкие, старушки лет 75-ти. В туалете — большая светская очередь. В буфете — советское шампанское (хихи), просеко за 5.50. евро, а вот бокал Моета — уже 27. На сцене главного театра — Штутгартский балет. «Сон в летнюю ночь» до нашего явно не дотягивает, никаких тебе падеде и 27 оборотов вокруг, зато атмосфера, мммм, атмосфера настоящего традиционного театра, собираясь в который так хочется наряжаться.

И если все эти прекрасные мелочи не записывать на уровне ощущений, не находить им места в памяти, в своем входящем и ежедневном, то они перестанут случаться, и перестанут стучаться в твою жизнь. Они перестанут чувствовать, что нужны тебе. А ты просто перестанешь чувствовать. И вот это и есть самое страшное, потому что наши чувства — единственное ради чего стоит жить. Нужно лишь довериться им. И доверить кому-нибудь. Даже если он, этот кто-то, очень от тебя далеко.